– Да, да, – тихонько посмеивалась мама, вытирая после Буко-Бякиного обеда пол. – Бука у нас яблочным пюре не плевалась. Только кабачковым.

– Фу-у, – вспомнила Бука противное кабачковое пюре. – Кабачковым пусть плюётся, оно несъедобное. А вот игрушки мои нельзя без разрешения брать.

Мама кивнула, вытирая девочек салфетками:

– Да, да, ведь Бука, когда была маленькая, она никогда ничего без спросу не брала. Только однажды мои туфли. И бабушкин парик. И дедушкины марки…

– Я спрашивала! – серьёзно ответила Бука. – Громко-громко. На всю квартиру спрашивала. Только вас дома не было, и я не услышала, что вы мне ответили. И потом, это же не игрушки. Не игрушки можно брать.

– Ну-ну, – смеётся мама.

– А ещё, когда я маленькая была, всегда старших слушалась. Если говорят: не рисуй где попало – я никогда не рисую, – продолжает Бука воспитывать младшую сестру, которая пытается нарисовать на стульчике узоры кашей.

А мама, едва сдерживая смех, добавляет:

– Ага, а обои – это тебе не где попало. Надо же, какая ты у нас хитрюга. Я вот, когда была маленькая, так хитрить не умела.

Но тут бабушка как засмеётся!

– А кто молоко с пенками однажды в кактус вылил и сказал, что выращивает молочное дерево?

– Ой. Неужели я? – удивилась мама.

– И что, получилось? – заинтересовалась Бука. – Выросло молочное дерево? А то я закапывала, закапывала кактусу бабушкину вставную челюсть. Думала, вместо колючек пускай зубы у него вырастут. Такая новая порода кактусов получится – охранная. А они не выросли.

– Вот кто все мои цветы и челюсти попортил, – нахмурила брови бабушка. – Только и знаете, что баловаться и хулиганить! Я, когда была маленькая, так не безобразничала. Я за цветами ухаживала, два раза в неделю поливала! И листочки протирала. И посуду мыть любила. И пол подметала…

Бабушка ещё много рассказывала, какой умницей она была в детстве. И как картошку окучивала, и в очереди за молоком стояла, и плов варила… И никто над ней не подшучивал и не смеялся. Наверное, потому, что никто бабушку маленькой не видел. Бука даже подумала, что, может, бабушка вообще маленькой не была. Бабушки – они же… они же всегда бабушки! Они детьми не бывают. Если ты посуду любишь мыть, и картошку окучивать, и цветы два раза в неделю поливать, то уж точно ты – не Бука, не Бяка, и даже не мама. Ты – бабушка. И Буке от этого было грустно. Она решила научить бабушку немножко хулиганить. И хитрить. И уговорить кактус старыми бусами украсить. Пускай он думает, что стал ёлкой. Тогда на нём вырастут вместо острых колючек новогодние игрушки.

Буке очень нравилось, что она Бука. Хорошее это слово. Букварь, например, с Буки начинается. И вообще – буква. Бабушка говорила, что в давние времена у букв были имена и буква Б называлась «буки». Дерево есть такое красивое – бук. Букет – это тоже всё от Буки. И букашка. Да ещё кучу всего хорошего Буками называют. А вот Бяками – мало чего хорошего…

– Вот не понимаю, почему ты решила Бякой назваться, – пожимала плечами Бука, кормя сестрёнку с ложечки полезным кабачковым пюре.

– Бя-я, – выплёвывала пюре Бяка.

– Сама знаю, что бя, – согласилась Бука. – Но надо.

– Вот кому-то и Бякой быть надо, – оторвалась от чистки кабачков бабушка. – Ну а когда подрастёт, взрослое имя получит. Нади в Надежду вырастают. Вовчики – во Владимиров. Так и наша Бяка…

– Это какое взрослое имя? – удивилась Бука. А потом догадалась: Бука! Взрослых Бяк, конечно же, зовут Буками!

А вот как взрослых Бук зовут – этого Бука ещё не знала… Ну ничего, она уже почти взрослая, самостоятельная и рассудительная. Ещё немного подрастёт и обязательно узнает.

Бука совсем не представляла – как это так раньше было, что Бяки не было. Как она без неё жила? Иногда ей, правда, хотелось попробовать немножко пожить без Бяки. Она залезала под кровать или закрывалась в ванной и жила там минут 10 или даже 20. Больше жить без неё Бяка не давала – находила Буку и громко звала играть:

– Бу! Бу-бу!

А однажды Бука не захотела гулять вместе с бабушкой и Бякой и осталась одна дома. На целый час. Бука порисовала, посмотрела картинки, слепила яблоко для Пластилинового Ёжика, рассадила игрушки, как ей хотелось, а не как хотела Бяка. Без Бяки было тихо, и Бука могла петь. И никто её не перебивал, не подыгрывал на бубне и не вставлял после каждой строчки: «Ля-ля-ля». Она свернула из бумаги кораблик, и никто его не мял. Никто не требовал поиграть в «Ку-ку? Где наша Бяка?» сто раз подряд. Никто не ронял краски со стола. И не надо было убирать мелкие игрушки на высокую полку. Никто не вытирал слюни о Букино платье. И не пытался делать то же самое, что делает Бука.

– Ну вообще-то не так это и плохо, побыть без Бяки, – решила Бука. И она стала придумывать, что ещё можно делать без Бяки. Но оказалось, она все одиночные занятия уже переделала. В догонялки надо было просить поиграть Дрёму, а он ушёл к соседу дяде Саше. В день рождения – Гусю-Носю-Серафиму-Стремительную, но та сегодня в стирке. «В уборку» тоже одной скучно, хотя бы маму придётся дождаться. Книжку читать интересней с дедушкой, а «в лошадку» играть – с папой. С бабушкой гулять хорошо, её всегда можно на мороженку или новый журнал уговорить. Но даже бабушки нет, она же ушла вместе с Бякой. Надо же, как получается: Буке всегда кто-то нужен!

– Нет, так дело не пойдёт, – вздохнула Бука. – Все разбежались! Надо запасной вариант придумать, когда Бяка гуляет без меня. Надо срочно маму уговорить ещё кого-нибудь родить. Какого-нибудь Бабая, что ли…